Драгослав Михайлович: Я понял «да» Тито, но нет
Опубликовано: 29.10.2023
Драгослав Михайлович: Я понял «да» Тито, но нет
В 17 лет вы стали политическим диссидентом, и это состояние диссидента продолжалось долгое время. Оно еще действует сегодня?
— Я свободный человек, а не диссидент. Все это произошло из-за моего упрямства, из-за моей веры в этот режим, потому что тогда, будучи мальчиком, я не мог знать, что делает режим для своего выживания. Когда я окончил школу, я стал членом молодежного комитета средней школы и отвечал за культуру. В том учебном году, когда мне было 18, арестовали двоих моих одноклассников. Один, потому что он рассказал анекдот, сказал: «Когда мы закончим первую пятилетку, наша тяжелая промышленность будет производить деревянные соты». Кто-то сообщил об этом, есть мнение, что это сделала даже сама профессор, а где-то в марте 1949 года арестовали ту мою знакомую, которая была на два года старше меня.
При этом по одному обвинению был арестован и парень из смешанного отделения, который был даже на пять лет старше меня. Этот молодой человек одно время был в движении Равнагорья, а в молодости четником какое-то время жил в лесу. После освобождения он был арестован, но, поскольку крупных преступлений он не совершал, был освобожден и с некоторым опозданием вернулся в гимназию, где снова был арестован вместе с шутником. Я чувствовал себя вправе протестовать против этого. Несколько месяцев перед выпуском я провел, напоминая людям, совершившим это, что нет смысла арестовывать молодых людей за такие поступки, прерывать учебный год. Они предупредили меня, чтобы я прекратил говорить, но я не остановился. Я сдал экзамен на аттестат зрелости, поехал на рабочую акцию — на строительство трассы Белград-Загреб, не зная, что у меня уже есть дело в Удбе.
И вы достигли Голи оток. Только по идеологическим соображениям или еще и потому, что вы выступали против насилия и защищали своих товарищей?
— Были обе причины. В жизни всегда так, когда терпишь несправедливость: все вмешивается. Тем временем я потерял еще одного родителя: мама умерла, когда мне был год, тетя, которая меня воспитывала, когда мне было 16, и отец, когда мне было 17. Я оказался, так сказать, на улице. Когда у тебя такая ситуация, такие проблемы, как у меня, тогда можно прийти к другим жизненным и, так сказать, политическим выводам. Конечно, я был очень разочарован идеей, которая охватила меня, будучи 15-летним юношей. Меня арестовали как человека, который восстает против этого и не позволяет удбам превратить его в тряпку. А когда тебя избивают в тюрьме, тебе не терпится встать и спеть что-нибудь...